Введение
История средневековья Западносибирского Севера всегда воссоздавалась на базе археологических материалов. Письменные источники использовались лишь для подкрепления той или иной гипотезы, но их крайне мало: известны лишь краткие упоминания Югры (то ли как северо-востока Европы, то ли как северо-запада Сибири) в «Повести временных лет» в Новгородских летописях, а также фантастические рассказы о северных диковинах в трудах арабоязычных писателей. Наконец, есть еще такой источник, как древнеисландские саги, в которых упоминается загадочная и так до сих пор географически не локализованная Биармиия, но применительно к событиям западносибирского средневековья их ни один исследователь пока детально не рассматривал. Эта бедность письменных сведений и явная недостаточность археологической исследованности территории севера Западной Сибири (я имею в виду количество публикаций и обобщающих работ) явились причиной того, что в историографии сложился и даже устоялся ряд стереотипов, многие из которых касаются культурных и торговых связей западносибирского населения с ближними и дальними соседями. К ним относятся, в частности, представления о монополизации в XI - XIII вв. Новгородом пушной торговли с Севером и даже о проникновении новгородцев в это время в Зауралье, а также о «немой» торговле с северными народами, при которых продавец и покупатель, а вернее, обменивающиеся товаром стороны, друг друга не видят и не общаются напрямую. Появление этих и им подобных стереотипов связано с устойчивыми представлениями об отсталом, «таежном» облике западносибирских культур, приобщившихся к достижениям мировых цивилизаций только после присоединения к России. Что это в корне неверно - успешно доказывают данные археологических исследований последних десяти лет.
Постановка проблемы
Пожалуй, ничто так не мешает развитию науки, как устоявшиеся точки зрения, воспринимаемые в качестве аксиом. Поэтому я хотела бы внести лепту в «расшатывание стереотипов», во-первых, попытаться представить реальную картину взаимодействия представителей различных культур и народов на торговых путях северо-востока Европы и северо-запада Сибири, во-вторых, обосновать абсолютное несоответствие времени и места термина «немая» торговля. Хронологические рамки работы - X - XIII вв. н.э.
Новгородцы и Югра. Некоторые аспекты взаимоотношений по данным письменных источников и археологии
Сразу оговорюсь, что не собираюсь вступать в обсуждение вопроса о местонахождении летописной Югры. Мне кажется вообще проблематичной точная локализация географических названий, о которых сообщают средневековые источники, свидетельством того является многолетняя и до сих пор незавершенная полемика по поводу местонахождения пунктов, которым соответствуют такие топонимы, как Югра (русские летописи), Вису и Йуры (сочинения арабоязычных географов), Бьярмаланда (древнеисландские саги). Главные трудности заключаются в необходимости учитывать и совмещать: а) средневековый менталитет, для которого естественно сведение в одну картину книжных стереотипов, религиозно-мифологических сюжетов и реальных свидетельств, а также представлений о пространстве ойкумены и времени, потребном для достижения ее крайних точек; б) археологические данные, подтверждающие или опровергающие ту или иную гипотезу; в) практику наименования «новооткрытых» стран по имени уже известному, так было с названием «Сибирь», когда продвигавшиеся все далее к востоку русские отряды расширяли границы края вплоть до побережья Тихого океана. Примем за гипотезу, что Югра находилась на северо-востоке Европы и по мере продвижения новгородских дружин на восток, возможно, ее границы расширялись, охватывая и часть севера Западной Сибири.
Первое летописное свидетельство о Югре - знаменитый рассказ новгородца Гюряты Роговича, который был услышан летописцем в Ладоге и помещен в «Повесть временных лет» от 1096 г. А.А. Шахматов доказывал, что этот фрагмент - вставка в текст летописи из второй редакции «Повести», составленной около 1117 г. [1940, с. 25 - 26]. М.Х. Алешковский датировал его 1119 г. [1971, с. 12]. Сюжет рассказа общеизвестен, он неоднократно цитировался, поэтому повторять его полностью нет смысла, но хотелось бы обратить внимание на то, что отрок Гюряты был послан им в Печору, «к людям, дающим дань Новгороду». Я думаю, что здесь речь идет не о регулярных даннических отношениях, а, скорее, о каких-то эпизодических успехах новгородских военных экспедиций. После посещения Печоры отрок отправился «во Югру; Югра же людье есть язык нем и соседят (выделено мной. - Н.Ф.) с Самоядью на полуночных странах... Югра же сказала отроку моему...» [ПСРЛ[*], 1848, т.1, с. 107]. Из этого отрывка, на мой взгляд, следует, что, во-первых, Югра и Самоядь соседят друг с другом «на полуночных странах» (на севере), т.е. живут рядом, здесь нет упоминания о том, что Самоядь расположена к северу от Югры, как это часто понимается; во-вторых, хотя у Югры «язык нем» - непонятен, отрок все же его понимал, что, впрочем, следует и из дальнейшего текста, излагающего историю про «чудо», рассказанное Югрой; в-третьих, довольно интересна попытка летописца объяснить местонахождение Югры через упоминание Самояди, как если бы ее (Самояди) местонахождение было уже известно.
Следующее известие о Югре и Самояди помещено под 1114 г.: «И еще мужи старии ходили за Югру и за Самоядь, яко видивше сами на полунощных странах...» [Там же, 1848, т. 2, с. 5]. За ним следует совершенно сказочный сюжет про тучу, из которой падали белки и олени. «Сему же ми есть послух посадник Павел ладожскый и все ладожане» [Там же]. Никакой новой информации о Югре этот отрывок не содержит, записан, как и первый, в Ладоге.
Следующая информация, в которой упоминается Югра, содержится в 1-й Новгородской летописи под 1187 г.: «В то же лето избиени быша Печерские данники и Югорские в Печоре, а друзии за Волоком, и паде голов о сте кеметьства» (цит. по: [Дмитриев, 1893, с. 49 - 50]). Из текста следует, что в неудачном походе за «данью» принимал участие отряд, включавший более чем 100 воинов (только 100 воинов было убито), причем не сообщается, что они дошли до Югры.
Под 1193 г. в той же 1-й Новгородской летописи приведено наиболее полное описание события, произошедшего с новгородским отрядом в Югре. Это знаменитый (по частоте упоминания, но не по результатам) поход воеводы Ядрея с ратью. Кратко сюжет можно изложить так: воевода Ядрей с ратью взял один из городов в Югре и подступил к другому, Югра же, пообещав дань серебром и соболями, вместо этого собрала войско и с помощью новгородца Савки заманила воеводу с его лучшими людьми в город и порубила их всех. Причем Савка просил князя югорского не оставлять в живых некоего Якова Прокшинича, который мог привести новую рать из Новгорода в Югру и отомстить за погибших. Оставшиеся 80 чел. с великими трудностями «чрез всю зиму» добрались до Новгорода, где убили трех человек за то, что они «совет державше с Югрою» [Там же, с. 51]. В этом отрывке содержится несколько фактов, важных для дальнейшего понимания обстановки: во-первых, новгородцы, несмотря на упоминание даннических отношений, ходят в Югру с немалой ратью: около 100 чел. было убито, как минимум 80 чел. добралось до Новгорода; во-вторых, упоминается, что Югра откупалась от новгородцев соболями и серебром, по-видимому, изделиями из серебра и явно не югорского происхождения, т.к. никакого серебра в этих местах не добывали; в-третьих, выясняется, что с Югрой контактировали не только официальные новгородские рати, но и еще какие-то люди (Савка и убитые в Новгороде), явно не хотевшие конкуренции даже со стороны своих «братьев».
В XIII в. не отмечено ни одного предприятия новгородцев в Югре, но в первой половине XIV в. состоялись два неудачных похода под 1323 г. и 1329 г., причем оба раза новгородцев «избиша» устюжане. До 1364 г. в летописях нет упоминаний об удачах новгородцев в подобных экспедициях. Это, на мой взгляд, свидетельствует о том, что в XI - XII вв. Югра никак не была включена в сферу влияния Новгорода и тем более не платила регулярной дани; кроме того, походы по суше через огромные пространства с отнюдь не дружественными Новгороду обитателями были крайне опасными и далеко не всегда прибыльными. Об этом же в книге, посвященной торговле Новгорода в XI - XIV вв., пишет А.Л. Хорошкевич: «Сравнительно небольшое количество соболя в новгородском экспорте... также свидетельствует о слабости новгородских связей с Печорой, поскольку соболь на территории европейской части России водился в то время преимущественно в районе Печоры» [1963, с. 51].
Есть ли какие-то археологические следы тесных, как полагают многие исследователи, контактов с Новгородом на северо-востоке Европы и в Западной Сибири? Следует сразу оговориться, что их и не может быть много, поскольку в культурном слое памятников сохраняются лишь изделия из металла, стекла, керамики, в редких случаях - из кости. В материалах из археологических памятников на территории Республики Коми фиксируется некоторое количество вещей, связанных по происхождению с северо-западом Руси, в частности с Новгородом. Это преимущественно мелкие бронзовые и редко - серебряные украшения: шаровидные бубенчики, некоторые типы пронизок, полые коньковые подвески, лунницы, перстни [Археология Республики Коми..., 1997, с. 597-600]. Возможно, древнерусского происхождения какая-то часть железных изделий, найденных на Вымских памятниках. Вероятно, среди ввезенных на территорию современной Республики Коми новгородских товаров были ткани, от которых ничего не осталось. Иными словами, все находки, связанные по происхождению с Новгородом или другими центрами Северо-Западной Руси, представляют собой ремесленный ширпотреб, говоря современным языком, причем по количеству да и качеству он уступает вещам, например, из Булгарии или Верхнекамья.
Еще меньше следов таких контактов за Уралом. Из приводимых в сводке В.А. Могильникова 24 предметов «русского импорта в Приобье и местных подражаний» им [1987, с. 340, табл . XCII] большая часть либо не имеет точного адреса производства (железные топор и кресала), либо является местным подражанием (литые подвески с имитацией зерни), либо попала в Приобье через булгар (бусы, витые браслеты и перстень с черневым щитком булгарского производства). К наименее спорным находкам до сих пор относились меч, обнаруженный на памятнике Преображенка III в Чановском р-не Новосибирской обл. [Молодин, 1976, с. 125 - 127], и византийская чаша из Березова с древнерусской надписью XII в. Меч найден далеко к югу от рассматриваемого региона, реконструировать его путь от места изготовления до западносибирской лесостепи сложно. Во всяком случае этот сюжет не имеет прямого отношения к теме данной статьи. Что же касается чаши, то она действительно была приобретена в 1867 г. в г. Березове у человека из семьи, переселившейся из Нижнего Новгорода [Сокровища Приобья, 1996, с. 142]. Данные, которые могли бы пролить свет на обстоятельства находки этой чаши, не известны, как неизвестно и то, каким образом и где на нее была нанесена эта надпись. Таким образом, чаша вряд ли может бесспорно свидетельствовать о торговле Руси с Западной Сибирью в XII в.
Итак, судя по летописным источникам, можно зафиксировать явное стремление новгородцев в северные земли Приуралья и Зауралья. Их привлекали товары, в которых нуждались новгородские купцы-международники и которые можно было добыть только на Севере. Этими товарами были в первую очередь меха белки, соболя, куницы, черной и красной лисы, горностая, бобра, песца и т.д. Наибольшую ценность представлял мех соболя, зверя, которого в отличие от родственной ему куницы можно назвать сибирским. Границы его ареала на западе за Уралом охватывали верховья Печоры [Соболь..., 1973, с. 25]. В XV - XVI вв. соболем были населены все таежные угодья Приобья [Монахов, 1995, с. 26]. Соболь обитает почти во всех природных зонах Севера: в предтундровом и лесотундровом редколесье, в северотаежных лесах, но предпочитает средне- и южно-таежные леса, особенно районы с хорошим кедровником [Соболь..., 1973, с. 12]. Видимо, для добычи соболя в Печоре и Югре с конца I - начала II тыс. сложились особенно благоприятные условия. Согласно палео-климатическим исследованиям, в субарктических районах Урала и Сибири с VIII по XIII в. н.э. температура летних месяцев возрастала, что способствовало продвижению к северу границы леса [Ваганов, Шиятов, Мазепа, 1996, с. 17]. Поскольку свидетельства о добыче соболя до XVI в. отсутствуют, можно лишь предполагать размеры этой добычи, исходя, например, из того, что в 1586 г. на Западную Сибирь был наложен ясак в 200 тыс. соболей [Монахов, 1995, с. 27], в правление Алексея Михайловича (1645 - 1676) только за одно лето из Архангельска (в данном случае транзитного пункта) были отпущены 579 сороков соболей, 18 742 соболиного хвоста, 598 собольих опушек, 15 550 собольих кончиков [Соболь..., 1973, с. 144]. Такое количество, естественно, было слишком большим, «перепромысел» вел к необходимости введения уже с конца XVII в. ограничений на добычу соболя. Приведенные цифры, кажется, вполне оправдывают стремление новгородцев в Югру.
С Северного и Приполярного Урала, возможно, вывозили также охотничьих птиц, в частности, соколов. Лучших соколов для охоты, как отмечает Н.И. Кутепов, привозили с Приполярн