Дары варварам. Выставка «Сокровища китайских императоров» (IICC-X рекомендует)

Выставка «Запретный город. Сокровища китайских императоров», открывшаяся вчера в Музеях Кремля, вписана сразу в два масштабных проекта. С одной стороны, она является частью культурной программы открывшегося Года Китая в России и немаловажной его частью. Событие беспрецедентно хотя бы тем, что предметы из Императорского дворца в Пекине не выставлялись у нас более полувека, и не случайно патронирует выставку сам Председатель КНР Ху Цзиньтао. С другой — она является частью масштабной программы кремлевских музеев «Королевские и императорские сокровищницы в Кремле». Нам уже показали богатства парижских королей (Лувр), австрийских императоров (венский Музей истории искусств), саксонских курфюрстов (дрезденские «Зеленые своды») и российских императоров (Эрмитаж). Дошел черед и до китайских богдыханов.

Людей, видевших все эти сокровища, нынешняя выставка, думается, озадачит тем, что она, во-первых, очень невелика — всего 63 экспоната, а во-вторых, очень скромная. На фоне золота и бриллиантов европейских властителей китайцы выглядят опрятными, но небогатыми родственниками.

Золота очень мало, бриллиантов, похоже, нет вообще. Так, жадеит с нефритом и прочие полудрагоценные и поделочные камни. Да и вообще, смех один: поделки какие-то, лаковые миниатюры, портреты, халаты и платья, неотличимые копии которых сегодня можно купить в любой лавке чайна-тауна.

Подобная скудость одной из самых могущественных империй планеты не может не озадачить. Но тому есть несколько причин.

Во-первых, музейное дело в Китае в принципе развито из рук вон плохо. Дело в том, что в традиционной китайской культуре отсутствуют понятия «оригинал» и «копия», поэтому в музеях, которые по определению своему хранилища подлинников, китайцы особого смысла не видят.

Во-вторых, от имперских сокровищ в Гугуне (так китайцы называют Императорский дворец в Пекине) мало что осталось. Первый раз сокровищница была разграблена в 1900 году, когда при подавлении восстания ихэтуаней Пекин был взят соединенными войсками Англии, Японии, США, Германии, Франции и России. Многие европейские собрания китайского искусства берут свое начало именно здесь. Тому, что сохранилось, тоже не повезло. На излете гражданской войны, в 1949 году, больше половины фондов Гугуна было вывезено на Тайвань гоминьдановцами.

Но это не самое страшное, кое-что в Пекине все-таки осталось, в фондах более полутора миллионов единиц хранения, и выбирать есть из чего. Гораздо важнее другие причины.

Первая — это принципиально иное понимание роскоши в Китае.

Поясним на примере. В 90-е годы российских туристов, приезжающих в Китай, изрядно удивляло следующее обстоятельство. Российских богатеев тогда можно было заметить за квартал — малиновый пиджак, собачья цепь на шее и массивные «гайки» на пальцах. В то время как их китайские собратья были какими-то невидимками: выйдя из джипа, тамошний нувориш моментом сливался с толпой. Потому как был одет примерно в такую же курточку и такие же штанишки, что и большинство обывателей. С точки зрения европейца, конечно. Китайцы-то мигом определяли, что эта курточка стоит раз в сто дороже, чем одеяние идущего рядом офисного клерка.

В Китае с его тысячелетними традициями совершенствования приемов и умений главное мерило роскоши — не количество, к примеру, золота, а филигранность его обработки. Количество и качество вложенного в вещь труда и талант сотворившего ее мастера гораздо важнее материала. Именно поэтому в Китае какое-нибудь украшение из яшмы, которая у нас считается поделочным камнем, могло стоить дороже бриллиантового колье. Китайцы уже много веков убеждены, что цивилизованный человек (а это китаец по умолчанию, все остальные — более или менее успешные подражатели) всегда предпочтет неброскую, но искусно сделанную вещь.

Увешивать себя золотом, как новогоднюю елку, — удел варваров, которые недалеко ушли от дикарей с ожерельями из пивных банок.

Во-вторых, в Китае принципиально иначе понимают сокровища. Согласитесь, с точки зрения европейца, смешно привозить на выставку сокровищ кисточки, брикетики туши и даже бумагу, а все это на выставке есть. Просто в Китае кисть, тушь, бумага и тушечница вполне официально именуются «четырьмя драгоценностями кабинета ученого». И могут стоить соответственно — просто методика оценки этих ценностей нам не ведома. А в Китае все очень четко. К примеру, самыми дорогими тушечницами (это, кстати, вовсе не чернильница для хранения туши, а пластинка для ее растирания) считались сделанные из следующих камней: дуаньши-янь (камень, собираемый в Дуаньчжоу, современный Чжаоцин), шэ-янь (из уезда Шэсянь), таохэ-янь (камень из дельты реки Таохэ) и чэнни-янь (из провинции Хэнань). Тушечница, которую вы можете увидеть в одностолпной палате Патриаршего дворца, принадлежит к сорту сунхуцзян-шиянь, делавшемуся из камней, извлеченных со дня реки Сунгари, протекающей на границе с российским Дальним Востоком. Так как эти места — историческая родина маньчжур, то этот сорт тушечниц вошел в употребление в годы правления императора Канси, основателя маньчжурской династии, и стоял вне всяких оценок, так как предназначался исключительно для императора.

А европеец видит невзрачную пластинку, выточенную из самого обычного зеленоватого камня, даже не поделочного.

Вот мы и добрались до самой главной причины внешней скромности этой выставки. Это выставка сокровищ китайской культуры. То есть культуры чужой, нам не знакомой и нами не понимаемой. Дело даже не в инакости этой культуры, другом понимании, что красиво, а что нет: к примеру, нам бы вряд ли пришло в голову украшать вещи рельефным орнаментом в виде червей, как представленный на выставке диск би.

Здесь тоже проще пояснить на примере. Вот стоит лаковая шкатулка с резным орнаментом в виде цветов камелии. А теперь поймите, что культура производства изделий из красного лака насчитывает шесть--семь тысяч лет, первые образцы найдены еще в неолитической культуре Хэмуду. За эти долгие столетия многократно менялись стили и формы, развивались новые технологии, там были свои взлеты и падения, игра с цветом, многослойностью, рисунком, среди художников, работавших по лаку, рождались свои Рафаэли и Малевичи. Для китайцев искусство краснолаковых изделий — целый мир, а мы об этом не знаем ни-че-го. Мы на положении предельного, абсолютного профана в живописи, которому что Левитана поставь, что пейзажик с березками с Арбата — все хорошо. Все примерно одинаково.

И, заметьте, мы еще ни слова не сказали про культурный контекст, вложенный в каждое изделие, вроде того, что вот эти украшательские завитушки — на самом деле изображения на сюжеты «саньдо» («три больше»): плоды граната, персика и пальчатого лимона фошоу символизируют пожелание иметь больше сыновей, прожитых лет и настоящего счастья.

Да, безусловно, при подготовке этой выставки учитывалось, что целевая аудитория — невежественные варвары.

Именно поэтому там довольно много не очень характерного для китайской культуры золота, вроде реликвариев в форме буддистской ступы, украшенных драгоценными камнями, или золотой статуи Будды Бесконечной Жизни. Именно поэтому представленные картины — не традиционная китайская живопись, а произведения, авторы которых активно использовали элементы европейской живописной техники вроде анатомической достоверности или перспективы. Именно поэтому там так много изделий из эмали, технология производства которой была заимствована у европейцев в XVIII веке.

Выставка адаптирована поелику возможно, но китайская культура, самобытная до мозга костей, адаптации поддается чрезвычайно плохо. Именно поэтому понять, пусть в малой степени, что же нам прислали и в чем же ценность этих сокровищ, можно, разве что прикупив каталог. Каталог действительно великолепен что с полиграфической, что с содержательной точки зрения. Статьи, раскрывающие ценность того или иного экспоната, очень хороши.

По прочтении становится понятно, что китайцы прислали нам действительно уникальные вещи. Если не Рембранта, то близко — чего стоит одна печать «Драгоценность Сына Неба», входившая в состав «десяти драгоценностей» со времен императора Цяньлуна.

Но вот оценят ли широкий жест варвары?

«Запретный город. Сокровища китайских императоров». Музеи Московского Кремля, до 3 июня.